Найти себя (3 часть)

*   *   *

– С вами всё в порядке? – надо мной нависло взволнованное лицо Александра Николаевича. Дима с тревогой выглядывал у него из-за спины.

– Я не смог вас сразу разбудить. – продолжил гипнотизёр. – Странно… Первый раз такое за мою практику.

Я обалдело переводила взгляд с одного мужчины на другого. Мысли мои были ещё там – в таком реальном кошмаре, кулаки сжаты, щёки покраснели от гнева, но сердце облегчённо расслабилось – я дома! Наконец-то я снова в реальности!

– Я боюсь туда возвращаться, – прошептала я пересохшими губами, – боюсь… Вдруг обратной дороги больше не будет.

– Так, думаю, вам нужно всё мне рассказать, – сказал Александр Николаевич строго, – и поподробнее!

Я села. Слёзы хлынули из глаз, в руке появился стакан с водой. Через пару минут я успокоилась и начала тщательно припоминать детали сна. Сознание до сих пор отказывалось поверить в нереальность таких реальных воспоминаний.

Я медленно находила слова, чтобы передать ужас недавнего видения, но при этом старалась немного смягчить эмоции. Ведь рядом был муж, который слушал меня, до побелевших костяшек сжав кулаки. Доктор же постоянно внимательно смотрел мне в глаза и время от времени задавал уточняющие вопросы.

– Странно, – произнёс он, дослушав историю до конца. – Всё выглядит очень логичным! С точки зрения того воображаемого психиатра диагноз поставлен правильно, и лечение я признаю адекватным. Насколько можно судить из ваших трагических воспоминаний, конечно. Думаю, вам нужно отдохнуть. Честно говоря, я до сих пор не сталкивался с таким сложным случаем. Мне необходимо изучить специальную литературу на эту тему. Милости прошу в мой кабинет в понедельник в любое удобное для вас время. Денег не возьму, этот случай представляет для меня нешуточный профессиональный интерес.

Через час мы с Димой были уже дома. Всю дорогу с лица мужа не исчезало заботливое выражение, он бережно держал меня за руку, словно смертельно больного человека. Наконец мне это надоело.

– Долго ты будешь пялиться на меня, как на умалишённую? – спросила я, нахмурив брови.

– Что ты! – Дима смутился. – Я просто боюсь за тебя.

Не бойся, солнце моё, всё будет хорошо! – голос мой, увы, не звучал непоколебимой уверенностью.

Одну ночь на кофе я выдержала. В субботу мы хотели поехать на дачу, привести в порядок участок после долгого зимнего отсутствия, но болезнь сына и моё странное умопомрачение спутали все планы. Да и погода, как будто специально, вовсе не располагала к загородным поездкам. Я машинально наводила в доме чистоту, Димка торчал в интернете, Андрюша чуть поожил и тихо возился со своими игрушками.

– Таня, а тебе не кажется, что твоя ситуация чем-то похожа на сюжет из «Кошмара на улице Вязов»? – вдруг спросил муж, оторвав взгляд от монитора.

– Возможно, – я невольно поёжилась, мысленно вернувшись в пережитое, – это тем более говорит о том, что такого не может быть.

– Не скажи! Я вот спросил у Яндекса, как избавиться от навязчивых кошмаров, и он выдал премного любопытной информации. Смотри, такие случаи не так уж и редки. Обычно повторяющиеся кошмары свидетельствуют о какой-то душевной травме, непрощённой обиде.

– Не знаю… Какая обида? Мы – отличная семья, я очень счастлива, что у меня есть ты и Андрюшка.

– Я тоже счастлив с тобой, любовь моя! – муж ласково коснулся губами моей щеки, – Но сегодня я целый день думаю, как тебе помочь. Вот, кстати, нашёл дельные советы психологов, как избавиться от страшных снов. Пишут, что нужно написать на бумаге сюжет приснившегося кошмара и найти в нём нелепые и нелогичные места, чтобы убедиться, что это всего лишь сон. Давай попробуем?

– Давай, – ответила я неуверенно.

Через час на листе бумаги появился целый рассказ из жизни психбольницы. Как я ни старалась найти ошибки или неточности, картина выглядела, как нельзя реальной. Все персонажи: санитары, врач, уборщица – имели свои отличительные, легко узнаваемые черты, характеры, и казались совершенно живыми. Как Дима или Варвара Михайловна, например. Как же так? Мы недоуменно посмотрели друг на друга. В этот момент запел мой сотовый.

– Слушайте, – раздался в трубке взволнованный голос психиатра Александра Николаевича, забывшего даже поздороваться, – ваша проблема очень серьёзна. Я нашёл информацию, что наблюдались случаи, когда люди навсегда уходили в свои видения. Вы серьёзно больны, и ваша болезнь требует срочного медикаментозного лечения! Вам нужно, как можно скорее, лечь в стационар.

– Ну уж нет! – меня аж затрясло. – В психбольницу? Вы хотите, чтобы мой кошмар повторился наяву? Неужели нет другого выхода?

– Боюсь, что нет. Мне большого труда стоило вернуть вас к реальности от гипнотического сна, а что уж говорить о сне настоящем, здоровом.

– Послушайте, доктор! Вы говорили, что корень всех бед внутри самого человека. Может быть, мне необходимо найти в моём сне причину, которая меня в него возвращает? А? Искать решение проблемы в самой проблеме.

– Возможно… – голос моего собеседника сделался неуверенным, – если снова попадёте в свой кошмар, попробуйте самостоятельно выбраться из него. Всё, что я могу пожелать вам, это удачи. И, надеюсь, встретимся в понедельник в моём кабинете. Постараюсь найти ещё что-нибудь по вашей проблеме. До свидания!

«Надеюсь, встретимся в понедельник»,  – что-то меня эта фраза напрягла своей неоднозначностью. Дима вопросительно смотрел мне в глаза. Я вкратце передала суть нашего разговора.

– Я не буду спать! – сказал муж. – Буду следить за тобой, когда ты спишь. Если что, разбужу, не дам тебе остаться в кошмаре.

– Спасибо, милый! – я поцеловала Димку в губы. Спать уже хотелось неимоверно. Из-за пасмурной погоды темнело рано, и Андрейка тоже клевал носом, сидя на диване перед мультиками. Температура упала, и сын выглядел немного лучше.

– Уложишь его сам? – я не сдержала продолжительный зевок. – А я пойду, пожалуй, покемарю чуток. Не могу уже больше!

– Я не сплю! – муж сделал киношный жест, показав двумя пальцами на свои глаза и на меня, как будто предупреждая о неусыпном контроле. Моя ответная улыбка тут же трансформировалась в очередной неутолимый зевок.

 

*   *   *

 

И опять долгое время ничего не происходило, хотя знакомый до тошноты запах однозначно говорил о моём местонахождении. С удивлением я обнаружила, что руки и ноги мои свободны, а тело заботливо укрыто одеялом. До слуха моего не доносилось ни единого звука, кроме невнятного бормотания где-то за стеной. Когда я наконец-то решилась открыть глаза, то ничего нового не увидела. Всё та же пустая палата, тусклый свет над выходом, покрытые непонятным материалом светлые стены. Но я была свободна! Зараза, по крайней мере, в пределах этого замкнутого помещения.

Это сон! Не надо забывать, что это сон. Нужно проснуться! Как уйти от этого сна? Я со всей силы укусила себя за руку. Больно! Боль отрезвила, на руке остался розовый овал от ровных крепких зубов.

В комнате было окно, ограждённое снаружи массивной и частой решёткой. За окном я не увидела ничего, кроме тьмы, но из открытой форточки доносилось явственное дребезжание капель по жестяному подоконнику и свежий запах настоящего летнего дождя, немного отвлекающий от затхлой кислятины воздуха больничной палаты.

Странно… Ведь на дворе середина апреля, до лета ещё добрых пара месяцев. Открыть окно я не могла, на ней не было ручек, только форточка поблёскивала металлической завёрткой.

Почему-то стало спокойно. Моя смутная фигура в белой сорочке отражалась в зеркале тёмного окна, вдыхала прохладный сочный воздух и мысленно говорила сама себе: «Всё будет хорошо! Обязательно будет!»

Незаметно рассвет начал приоткрывать завесу ночи. За мутным стеклом появились зыбкие, неясные тени. Колыхалась листва высоких деревьев, мокрые кусты выстроились в шеренгу вдоль непрерывного каменного забора. Картинка была незнакома, но вид, открывшийся мне в серой предрассветной дымке, настраивал на спокойный, умиротворяющий лад.

В палате не было абсолютно ничего интересного. Кровать, привинченная к полу, рядом пустая тумбочка, четыре стены и потолок. В двери виднелось небольшое окошко, похожее на смотровой люк. Сейчас оно было закрыто снаружи.

От нечего делать я принялась изучать себя. Кожа довольно-таки смуглая, классное молодое тело, высокая крепкая грудь, тонкая талия, узкие бёдра. Не похоже, что я рожала. Вспомнилось моё отражение в зеркале. С такой внешностью вполне можно водить мужчин за нос. Я подняла руки на уровень глаз. Тонкие запястья в свежих бинтах, длинные пальцы с обломанными, неаккуратными ногтями. Руки зачесались привести себя в порядок, но я совершенно ничего не могла поделать.

Минуты тянулись томительно долго. Наконец, из-за двери начали доноситься какие-то звуки. Хлопанье дверей, голоса, шорох шагов одетых в мягкие тапочки ног. Я сидела на кровати, когда смотровое окошко открылось и тут же захлопнулось. Сразу вслед за этим дверь отворилась, и на пороге объявился санитар. Слава Богу, это был не рыжий, а тот, второй, медузообразный. Из-за его спины юрко выскочил «кадык». Сегодня лысину его прикрывала белая докторская шапочка.

– Доброе утро! – доктор мельком заглянул в историю болезни, – Татьяна Вячеславовна! Думаю, вам привычнее, когда вас так называют?

Я кивнула. Как же ещё меня называть? Это моё имя. Как зовут ту, за которую меня принимают, я даже не запомнила.

– Как себя чувствуете? – продолжил «кадык». Я пожала плечами. – Как видите, я распорядился развязать вас. Санитар, с которым у вас возник конфликт, уволен за превышение должностных полномочий. Выяснилось, что он самовольно вводил вам сильнодействующие психотропные препараты, которые имеют кучу побочных эффектов, в том числе провоцируют приступы немотивированной агрессии и галлюцинации. Из-за этого лечение долгое время не приводило к заметным результатам. Но сейчас вы выглядите намного лучше! Не правда ли, Дмитрий?

«Медуза», стоявший у двери и не спускавший с меня глаз, кивнул, а я вздрогнула от упоминания знакомого имени. Как же так? Ведь мой Дима ждёт меня дома, а я прохлаждаюсь в сновидениях и выслушиваю бесконечные нудные речи вымышленного персонажа.

– Доктор! – мой голос снова непривычно резанул по ушам, – я и в правду чувствую себя намного лучше! Когда вы меня выпишите отсюда?

– Ну... об этом рано ещё говорить! Мне нужно понаблюдать за вами, а главное, необходимо вернуть вам настоящую память. Поэтому, сроки вашего пребывания здесь полностью зависят от вас. Чем быстрее вы вспомните себя, тем быстрее мы вас выпишем.

– Но… что я должна вспомнить? Я же рассказала вам свою биографию.

– Не так всё просто, – доктор развёл руками, – я проверил ваши данные, но, увы, они не подтвердились.

– Как не подтвердились?

– Вот так. Вы же понимаете, что у нас есть свои каналы в милиции. Указанный вами адрес существует, но там проживают совершенно другие люди. Никто из соседей не может подтвердить вашу личность. Не удалось нам найти и ваших сослуживцев, друзей, знакомых. Номера телефонов, продиктованные вами, частично не существуют, а частично принадлежат другим лицам. Никто из них ничего не знает о Татьяне

Вячеславовне Марковой.

– Что за бред! Позвоните мужу Диме!

– Я же говорю, звонили. Не верите? Попробуйте сами. – В протянутой руке доктора появился сотовый телефон.

Я поспешно набрала знакомые до автоматизма цифры. В трубке ответил заспанный женский голос.

– А где Дима? – обалдело спросила я, – Диму можно к телефону?

– Здесь нет никакого Димы, девушка. Вы ошиблись номером. – короткие гудки поставили точку в разговоре. Зараза! Не может быть! Я недоуменно таращилась на цифры. Всё правильно… Нажала повторный набор.

– Я звоню своему мужу. Откуда у вас его телефон?

– Какому мужу? Сами не выспались и другим не даёте! Это мой номер, у меня он уже пять лет. Нет здесь никакого Димы!

– Убедились? – врач забрал из моей безвольной руки свой сотовый, – зато мы абсолютно точно установили вашу настоящую личность. В вашем паспорте стоит штамп о выписке, в листке убытия указана деревня Еловка, но на место прописки вы не прибывали. Зато ваши соседи по прежнему адресу очень хорошо помнят вас и ваших родителей. Вы жили в этом доме с самого рождения. Вас опознали по

фотографии соседи, одноклассники, учителя в школе, преподаватели в колледже.

– В колледже? – я растеряно повторила последнее слово.

– Да, в колледже лёгкой промышленности. Вы закончили второй курс, и весьма успешно. Мы не смогли найти ваших родителей. В сумочке при вас был телефон, но он оказался выключен. Если вы вспомните пин-код, то сами сможете связаться со своими родителями.

– С родителями? – как сомнамбула, я эхом повторяла последние слова.

– Да. Как видите, вас ещё рано выпускать на волю. Я назначу вам новые препараты, которые должны помочь вам избавиться от амнезии. И с сегодняшнего дня перевожу вас в общую палату.

Смысл происходящего всё ещё никак не доходил до моего сознания. Какие родители? Я вообще ничего не знаю о своих родителях. Почему по Димкиному номеру отвечала какая-то баба?

Тем временем две женщины в белых халатах взяли меня под рученьки и повели по коридору. Холод камня через босые ноги чуток взбодрил мой рассудок. Надо выйти отсюда и самой найти Диму с Андрейкой. Нужно выполнять все рекомендации, делать вид, что лечусь. А если не получится, то придётся бежать. Но для этого необходимо сначала усыпить бдительность моих стражей.

Моя новая палата оказалась намного просторнее. Здесь стояло четыре кровати, но заняты из них были только две. При мне медсестра застелила одну из свободных коек белой простынёй, отмеченной чёрной оспиной штампа в уголке. Я села. Соседки как будто не обратили внимания на моё появление. Одна оказалась древней бабкой – верной подругой Альцгеймера, другая – толстая неопрятная бабища в цветастом линялом халате, лишь время от времени угрюмо косилась на меня исподлобья и остервенело грызла ногти.

– О! Девонька! – на пороге появилась уборщица со шваброй, та самая, что разговаривала со мной в прошлом сновидении. – Я же говорила, что тебя в общую переведут! А отсюда и до выписки недалеко. Ты же нормальной выглядишь, не то что эти. – женщина махнула рукой в сторону соседних кроватей. – Они-то навсегда здесь застряли. Ох! Чего ж ты до сих пор босая? Сейчас соображу что-нибудь. Кстати, меня тётей Клавой зовут.

И действительно, буквально через пару минут тётя Клава объявилась с парой резиновых шлёпанцев на три размера больше моего и серой колючей шалью.

– Вот, возьми! А то холодно у нас по ночам.

В тапках гораздо лучше, чем босиком! А шалью я сразу укуталась поверх сорочки, немного прикрыв слишком уж откровенно выступающие места.

– Спасибо, Тётя Клава! Если честно, я нормальная. Не понимаю вообще, почему меня здесь держат.

– Ну, милая, потерпи! Иван Дмитриевич никогда просто так никого в психушке не держит. Вспомнишь всё – и свободна!

– Но что вспомнить? Доктор говорит, что я какая-то другая на самом деле. А я помню только саму себя. Что мне делать? – я действительно растерялась, и слёзы навернулись у меня на глазах.

– Ну, ничего, ничего, – женщина успокаивающе похлопала меня по плечу, – слушайся доктора, веди себя хорошо, и всё образумится! Если что, обращайся.

Наверное, в этой больнице всё было, как в абсолютном большинстве других психиатрических больниц. В течение дня предоставлялась относительная свобода, но выход из коридора на лестницу всегда был закрыт на ключ, а за порядком неусыпно следил один из дюжих санитаров, «медуза» Дмитрий или новенький, низенький, но крепкий, стриженный наголо. Я так и не узнала, как его зовут. Да и зачем?

В столовую водили строем. Это было угрюмое зрелище. Пара десятков согбенных спин, вдвое больше шаркающих ног, отсутствующие взгляды, бессмысленные улыбки. Лишь я одна выделялась на фоне этой жутковатого вида толпы, как светлая фигура на известной картине «Бурлаки на Волге».

В первый же день я попросилась в душ и с наслаждением смыла с тела липкую и затхлую плёнку грязи. Но удовольствие от ощущения чистого тела было испорчено «медузой». Оказывается, дверь в душ не должна закрываться, и санитар нагло пялился на меня через щель от неплотно прикрытой створки. Я вышла, вытирая волосы, и чуть не попала в его растопыренные объятья. В анемичных глазах, против обыкновения, мелькнула искра заинтересованности.

– А ты и впрямь ничего! Я ещё тогда в коридоре заметил. Недаром на тебя Миха глаз положил!

– Ты, ублюдок! Хочешь, чтобы я доктору пожаловалась?

– Да ладно, успокойся! У меня другие методы. Меня Димой зовут.

– Да пошёл ты… Дима!

– Это вряд ли! Ещё встретимся!

«Медуза» пристально следил за мной, сопровождал до дверей туалета, регулярно заглядывал в палату, пытался заговорить, в общем, старался как можно чаще попадаться мне на глаза. Но активных действий он не предпринимал, и вреда от него, в общем-то, не было, лишь слегка раздражал вид вялой и неэмоциональной физиономии.

Я сильно скучала по мужу и сыну. Они мне снились каждую ночь, но это были просто сны – обрывки былых воспоминаний, бессмысленные диалоги, размытые образы. Я не могла сказать им, как люблю и скучаю, как надеюсь на встречу. Но по утрам я просыпалась вся в слезах и долго и безутешно рыдала в подушку.

Мне давали какие-то таблетки и тщательно следили за тем, чтобы я их проглотила. Каждое утро приходил доктор и задавал одни и те же контрольные вопросы. Я старалась угодить ему и делала вид, что воспоминания возвращаются ко мне, но «кадык» неизменно ловил меня на каких-то мелочах. Успехи, конечно, были. Я сразу научилась ориентироваться во времени – оказывается, в день моего пробуждения здесь было уже тринадцатое августа. Стала откликаться на имя Наталья. Запомнила кое-какие факты из «своей» биографии и пыталась выдавать их за обрывки «всплывающих» воспоминаний. Кадык доктора при этом часто ёрзал вверх-вниз, но голова на тонкой шее недоверчиво покачивалась из стороны в сторону.

– Вот вы думаете, что я занимаюсь ерундой, – однажды устало провизжал доктор после очередного моего допроса. – Не отрицайте, я же вижу. Но я вам сейчас докажу, что ваши воспоминания придуманы. Смотрите. Обычно человек, живущий в воображаемом мире, не утруждает свой мозг разработкой мелких, ничего не значащих деталей. Здесь вы меня удивили. Вы совершенно уверенно назвали номера телефонов, адреса, фамилии и прочую точную информацию. Но при этом, в рассказанной вами биографии оказались серьёзные пробелы.

Например. Вы живёте с мужем и сыном, но ни слова не сказали о своих или его родителях. Вы сироты?

– Не знаю… – тут я растерялась, – у нас нет родителей. Я не помню про родителей…

– Если вы с мужем сироты, то вы должны были воспитываться другими родственниками или в детском доме. Но вы не упомянули ни о каких других родственниках. А школа, в которой вы учились, по вашим воспоминаниям была совершенно обычная.

– Я не помню… Правда. Не помню родителей и школу помню смутно. Может, у меня проблемы с памятью?

– Возможно. Возможно, вы не помните детали прошлого, но подробности своего современного-то существования знать должны? У вас был дома телевизор?

– Конечно! – я совершенно отчётливо вспомнила Андрюшку у большого чёрного телевизора.

– А какой марки?

– Что?

– Какой марки был ваш телевизор? Каждая техника, знаете ли, имеет свою марку.

– Я знаю, что техника должна иметь марку, но не помню, какой был у нас телевизор.

– Хорошо. У вас была машина?

– Да, у мужа была. Мы же ездили на ней на дачу.

– А машина была какой марки?

– Я не помню… Не знаю… Зелёненькая такая…

– Ага! И с четырьмя колёсами! Ваше подсознание просто не стало выдумывать такие мелочи, за ненадобностью. Если хотите, я могу найти сколько угодно таких провалов в памяти. Вы же помните, когда у вашего сына день рождения?

– Да, шестого февраля. Ему уже исполнилось пять лет.

– А как вы отпраздновали его день рождения в этом году? Кого пригласили на праздник? Какой купили подарок?

Я молчала. Как я ни пыжилась, как ни морщила мозг, подробности никак не хотели всплывать на поверхность.

– И, наконец, последний на сегодня вопрос, – доктор решил сделать

контрольный выстрел в голову, – как называется город, в котором вы живёте?

– Город… называется?

– Да, город называется. Каждый город должен как-то называться, не так ли? Вы прекрасно знаете улицу, дом и номер квартиры, в которой живёте, но напрочь забыли название города. Как такое может быть? Подумайте об этом на досуге. – с этими словами Иван Дмитриевич вышел из палаты, сверкнув напоследок очками.

Я не спала всю ночь, терзая свою память и обливаясь слезами. В мозгу никак не хотела складываться цельная картина, как будто кто-то потерял добрую часть паззлов из набора. Воспоминания зияли огромными чёрными дырами.

Соседка слева по лестничной площадке. Помню, она всегда появлялась в клетчатом переднике, надетом поверх сиреневого бархатного халата. Как её звали? Как она выглядела? Не помню… Как звали воспитательницу в садике у Андрюшки? Марка моего телефона? Беленький такой, сенсорный… Какой маршрут троллейбуса идёт до завода? Как называется завод, чёрт возьми? Сколько стоит батон в булочной напротив, в которую я заходила каждый вечер перед возвращением домой? Я всегда покупала батон и ещё что-нибудь, я это точно помню. Но сколько стоит батон? Зараза! Я должна это помнить! Но не помню. Почему? Неужели доктор прав? Дима! Димочка! Где ты? Неужели я никогда тебя больше не увижу? Андрюша! Мужчины мои, моя гордость, моё счастье!

К утру подушка насквозь пропиталась слезами. Казалось, вместе с солёными каплями из меня вылилась душа. Я стала внешне походить на своих сокамерниц, так же шаркала ногами по пути в столовую, так же часами неподвижно лежала на кровати, уставившись в одну точку на стене. Мне перестали сниться сны. Теперь я не виделась со своими даже в призрачных видениях. Я стала забывать, как они выглядят.

Доктор заботливо приходил каждое утро, задавал какие-то вопросы, не получал на них ответов, дёргал кадыком, сверкал очками и покачивал головой. Потом из коридора доносились его визгливые позывные. Это он распоряжался о назначении каких-то новых лекарств.

Однажды я не выдержала и взмолилась:

– Иван Дмитриевич! Миленький! Верните меня домой. Позвольте, хоть ненадолго, вернуться в свой мир, попрощаться с мужем и сыном! Богом вас молю!

– Вы знаете, ваши видения, скорее всего, явились результатом применения одного очень неоднозначного препарата. С одной стороны, он вытащил вас из небытия, вы начали реагировать на внешний мир и сделали шаг к излечению. Но одновременно ваш мозг нашёл себе альтернативную реальность, в которую и погрузился с головой. Извините, но применение данного препарата на этом этапе лечения может вызвать регрессию, и тогда все наши труды пойдут насмарку.

Шарк-шарк-шарк. В столовую. Шарк-шарк-шарк, обратно. Три раза, и день прошёл. К другим пациентам хоть изредка приходили родственники, я же не видела никого, кроме одних и тех же лиц обслуживающего персонала. От нечего делать я попросила книги. В больнице были книги. Иногда больные оставляли их здесь, когда выписывались.

Читать было интересно. Часто содержание книги казалось мне смутно знакомым. Я даже угадывала концовку. Наверное, раньше когда-то я читала эти книги, но забыла об этом совершенно.

Столовая, очевидно, одновременно была и актовым залом. Тут даже находилось что-то похожее на сцену, но сейчас на ней хранился какой-то непонятный хлам. Однажды рабочие принялись разбирать завалы из ненужных предметов и выволокли в проход старенькое запылённое пианино. Когда я проходила мимо, вид инструмента вызвал во мне какое-то неосознанное желание. Чисто механически, погруженная в свои мысли, я подошла совсем близко, открыла крышку и положила руки на клавиши. И вдруг из-под моих пальцев полилась музыка. Больные, пришедшие на обед, посмотрели на меня с восхищением и заулыбались. Впрочем, многие из них улыбались постоянно. Повара же и вовсе не заметили моего поступка, но я с ужасом захлопнула крышку и мышью шмыгнула на свободное место. Дело в том, что я никогда раньше не умела играть ни на каком музыкальном инструменте, и даже не любила петь, потому что Дима обычно всегда смеялся при этом и спрашивал, где в наше время я нашла медведя, который наступил мне на ухо.

Дни шли за днями. В палату незаметно просочился запах осени. Жёлтые листья с тихим шелестом садились отдохнуть на подоконник, но с первым же порывом ветра отправлялись дальше в своё неслышное путешествие к недрам громадной мусорной кучи, которую дворники, словно неутомимые муравьи, день за днём нагребали под окнами моей палаты. Хотелось просочиться через прутья редкой решётки и сигануть в эту кучу прямо с четвёртого этажа. И что дальше? Куда я пойду, почти голая, в незнакомом городе, в шлёпках на босу ногу? Как я хочу домой! Но здесь в моей квартире живут совершенно чужие люди, а больше у меня никого в этом городе нет.

Незримой тенью до туалета за мной стелился «медуза». Перед самой дверью я резко обернулась.

– Послушай… Дима, – начала я и даже попыталась сдавленно улыбнуться, – ты же добрый! Можешь мне помочь? А я в долгу не останусь!

Тут я заговорщицки подмигнула и развратно дёрнула бровкой – откуда только взялось во мне это пошлое кокетство. Но санитар заглотнул наживку.

– Всё, что в моих силах! – в его голосе даже послышалось чуточку страсти, – Если это не противоречит закону, конечно.

– Ты же знаешь, что за дрянь колол мне рыжий? Можешь достать ампулку?

– Э-э, нет! Эти ампулы строго по счёту. Выдаются под запись. Меня могут уволить.

– Ну как хочешь, – я облизнула губы и провела пальцем по впалой санитаровой щеке, – Но рыжий же где-то доставал!

И я не торопясь пошла обратно по коридору, развратно виляя бёдрами и почти физически ощущая на спине жгучий от расшалившейся страсти взгляд.

Через пару дней «медуза» подкараулил меня у двери душевой.

– Допустим, я достал то, что ты просила, – начал он с придыханием, – но оплата вперёд!

– А не врёшь?

В ответ санитар показал мне какую-то ампулу, зажатую в потном кулаке.

– Откуда ж я знаю, что это то, что мне надо? – усмехнулась я. – Ты и соврёшь – недорого возьмёшь!

– Обижаешь! Я же говорю, я не Миха. Я только по согласию. Но сначала ты соглашаешься, а потом я тебе колю ампулу.

– Ага! Щас! А если она не подействует? Ты-то уже получишь своё, а я – в обломе? Поэтому, давай наоборот! Ты мне колешь, а потом, когда я очнусь, сделаешь своё нехитрое дело.

– Не знаю… – «медуза» в нерешительности кусал губы, – Так-то и ты можешь кинуть легко. Проснёшься и скажешь – хрен тебе!

Вообще-то я так и собиралась сделать, но дело принимало дурной оборот. Своей работой санитар дорожил больше, чем репутацией, а верхняя голова у него работала чуточку лучше нижней. Добыча уже вот-вот готова была сорваться с крючка. Пришлось идти ва-банк.

– Ладно, хрен с тобой! Могу предложить ещё один вариант. Ни нашим, ни вашим. Ты меня колешь и потом делаешь, что хочешь, пока я в отключке. Идёт?

– Не, я так не люблю! Это Михина потеха была, а я хочу, чтоб, как у людей.

– Слышь, ты! – я не на шутку разозлилась, лицо моё раскраснелось, грудь яростно выпирала на оппонента из глубокого выреза сорочки. – Хочешь, как у людей, будь человеком! Но думаешь, мне охота смотреть, как меня трахает медуза? Так и стошнить может, не боишься? Уж лучше ничего не видеть, не чувствовать и не помнить. Или ты соглашаешься, или досвидос!

– А откуда ты знаешь, что в школе меня «медузой» обзывали? – удивился «медуза» и смущённо уставился на свою драгоценную ампулу. – Ладно, я согласен. Сегодня ночью моё дежурство. Я позову.

Было и противно, и волнительно одновременно. Если всё пойдёт по плану, то я снова вернусь к своим дорогим мужчинам, а там можно будет попробовать что-то придумать. Главное, не спать! А что тут будет происходить в это время с моим бренным телом, не так уж и важно.

Ночью долговязая фигура поманила меня из коридора. Мы пришли в пустую палату, санитар набрал шприц. Руки его непривычно дрожали.

– Давай уж, не тяни! – сказала я и задрала сорочку сзади. Прошло несколько секунд, но укола я так и не почувствовала. – Ну, хорош на задницу пялиться, коли давай!

– Вообще-то лучше внутривенно… – из кармана халата появился жгут.

Я села на пустую кровать и протянула руку. Локтевые сгибы, ещё недавно украшенные разноцветными кровоподтёками, теперь уже почти зажили. «Медуза» ловко перетянул мне плечо, почти не больно воткнул иглу, и окружающая действительность знакомо поплыла вокруг и растворилась в надвигающейся тьме. Последнее, что я видела, это руки санитара, подхватившие моё завалившееся набок обмякшее тело.

Похожие статьи:

Рассказы → Найти себя (2 часть)

Рассказы → Найти себя (4 часть)

Рассказы → Найти себя (1 часть)

Рассказы → Субститут